Сохрани меня - Страница 8

— Думаешь, я не причиню?

— Я не знаю.

— Я навсегда оставлю тебя в этом поместье. Запру все двери.

— Тебе не придётся.

Кельвин рычит и сокращает расстояние между нашими губами. Он никогда не избавится от этого зла. Оно там, даже если он занимается со мной любовью: царапает, будто ищет кровь, кусает, будто впивается в кожу. Оно в его честных и острых словах. Я жажду его таким. Моё желание чувствовать боль возникает из-за того, что он позволяет мне показать её, почувствовать её снова, но, когда Кельвин здесь, он режет глубже, чем любое лезвие, и слизывает кровь. Мысль о том, что он вскроет меня и выпьет каждую каплю моей жизни, сокрушает землю под моими ногами, и я падаю. Кончаю сильнее, чем только что до этого, а он удерживает мои волосы своими крепкими пальцами с такой же нежностью, с которой входил в меня всё это время. Я обнимаю его за шею и вцепляюсь в его тело, пока он бурчит что-то возле моей кожи, но слова теряются в тяжёлых выдохах и звуке шлепков кожи об кожу. Он безжалостен: его увесистые яйца шлёпают по моей заднице, а моя грудь раскачивается. Если ему нужно то же, что и мне, я дам ему это, вцепившись ногтями в его спину.

— Я собираюсь кончить в тебя, воробушек, так глубоко в тебя.

Ему даже не удаётся закончить фразу, когда он погружается в меня до основания и, дёрнувшись, изливает в меня свою сперму. Шея Кельвина напряжена, а глаза не отпускают мои. С тяжёлым дыханием он падает, и я чувствую весь его вес. Через мгновение он собирается скатиться с меня, но я не позволяю ему.

— Не надо, — умоляю я. — Ты не раздавишь меня.

Он раздавит, но я хочу почувствовать каждый его вдох. Когда он накрывает меня и находится внутри меня, я к нему ближе, чем когда-либо была с кем-либо, но для меня это всё равно недостаточно близко. Хочу забраться внутрь него. Думаю, я, возможно, одержима.

Мои руки скользят вниз, и я хватаюсь за его плечи.

— Какой я была? — спрашиваю я спустя некоторое время. Задавая вопрос, я закрываю глаза, хотя в комнате темно и он даже не увидит моего лица. — Когда была маленькой девочкой?

Это не то, что я имею в виду, но позволяю ему ответить.

— Я хотел удержать тебя. Ты была тихой, но в тебе была целая вселенная, которую ты никогда не показывала.

Мои веки тяжелеют, и влага грозится соскользнуть по щеке.

— Ты была счастлива? — спрашивает он.

Голос глубокий, и он так сильно хочет, чтобы я ответила, что была.

— Я была благодарна. У меня больше никого не было. Плохие девочки отправляются к плохим семьям, как они говорили. Я пыталась быть хорошей каждый день, чтобы они не отдали меня, — я делаю паузу, вдыхая, дабы не выпустить слёзы. — Ты сохранишь меня, Кельвин?

Он зарывается носом в мои волосы.

— Я эгоистичный ублюдок. Да, я сохраню тебя, даже если это убьёт нас обоих.

Моё сердце увеличивается, а затем сжимается, будто его слова стали ножницами, которые обрезали оковы.

— Может быть, вместо того, чтобы убить нас, это сохранит нам жизнь, — кажется, он улыбается возле моей кожи. — Я так устала, — произношу я. — Но не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась.

— Спи, птенчик. Неизвестность заканчивается.

Глава 3.

Кельвин.

Прежде чем Кейтлин уснула, я скатываюсь с неё, а она хрипло бурчит:

— Может, нам остаться?

Я предпочитаю игнорировать её предложение о том, что нам стоит начать жить здесь: в месте, которое преследует её днями и ночами. Она вслепую ёрзает в моей постели, пока я не притягиваю её к себе, и после этого всего лишь за секунды её тело расслабляется.

Она до сих пор здесь, со своей мягкой кожей и спутанными волосами, свернулась возле меня клубочком. Вспомнит ли то, что я говорил прошлой ночью, когда она с таким желанием впустила меня обратно? Испугается ли меня днём? Она всегда была на расстоянии вытянутой руки: «Ты моя, ты принадлежишь мне, я хочу владеть тобой, как вещью». Она больше не обязанность, и её безопасность всего лишь крупица того, что я теперь хочу.

Кейтлин резко открывает глаза, будто проснувшись от кошмара, но её веки остаются полузакрытыми, а на губах появляется улыбка.

Я прижимаю её к себе:

— Доброе утро.

— Я забываю, как иногда было прекрасно проснуться в этом доме. Он всегда был таким тёмным, что свет превращался в нём в нечто особенное.

— Ты поэтичная по утрам.

Из уст Кейтлин доносится хохот. Когда я возвращаю ей улыбку, между её бровей появляется складка.

— Мы могли бы остаться, Кельвин. Странно, но здесь будто дома.

— Ты ведь несерьёзно?

Она кивает, прижимаясь ладонью к моей груди. Я закрываю глаза и, кажется, даже рычу. Так приятно чувствовать её пальцы на своей груди, в волосах — кожа на коже.

— Мы не останемся здесь.

— Ты не хочешь?

— Нет. Я найду нам что-нибудь другое. Я не хочу жить здесь с воспоминаниями.

— Но здесь очень красиво, и это — твой дом. Он принадлежал твоим родителям. Ты говорил, что твой отец помогал строить его.

Я смотрю на неё, изучая.

— Мне плевать. Это даже обсуждать смешно.

Она привстаёт на локте, и её глаза встречаются с моими.

— Ты уверен, что хочешь всего этого? Может, это слишком рано? Может, ты хочешь остаться здесь, а когда настанет подходящее время, я могу переехать сюда.

Я обнимаю её за затылок и притягиваю к себе.

— Когда найду новое место, я хочу, чтобы ты была там со мной. Поместье в прошлом, и оно всё равно очень далеко от галереи.

— Ты всё равно ездил на работу на машине.

— Это другое.

— Оу, — она смотрит вниз. С видимой нерешительностью она спрашивает: — Кельвин?

— Да, воробушек.

— Это из-за К-36 ты был бесплоден?

Её вопрос застаёт меня врасплох, но я наблюдаю за ней, пока она снова не поднимает на меня взгляд.